Мишель Лебрюн - Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас]
— Так говорите вы, мистер Хардинг. Возможно, что именно так сказала вам мисс Робертс. Но откуда вы знаете, что она, например, не взяла такси? Вам же ясно, что эти доказательства ничего не стоят. Мне очень жаль. Вы, сделали, что могли, но…
Он снова уставился на свои руки с той удивительной сосредоточенностью, которую я заметил за ним еще при нашей первой встрече.
— Есть еще кое-что, что нам нужно обсудить. Поручили мне это прокурор и комиссар, и мне лестно такое доверие. Судя по всему, весь ход процесса зависит от вас и вы можете выбрать одно из двух. Выбирать — вам.
Взгляд его, скользнувший по моему лицу, был тверд как сталь.
— Разумеется, можете продолжать свои усилия спасти мисс Робертс. Этого вам никто запретить не может. Но я должен предупредить, что из этого вытекает. Мы должны будем разоблачать все попытки покрывать мисс Кэллингем. Вся ее история выйдет на свет, невзирая на то, кто будет замешан, — газеты устроят великолепное родео. Процесс начнется, как и запланировано. Вы и ваш сын будете основными свидетелями защиты. Могу представить, как губительно может подействовать на ребенка в возрасте вашего сына участие в процессе, на котором его мать обвиняют в убийстве, но он ведь единственный ваш бесспорный свидетель — хотя и недостаточный для алиби — и вам придется рассчитывать на его показания. Конечно, вы тоже будете давать показания. Вы будете утверждать, что мисс Робертс пришла к вам сразу после двенадцати, а до этого тащилась пешком с чемоданом в руках с самой Десятой западной улицы. Кроме ваших слов, не будет никаких доказательств. Сомневаюсь, что только своим красноречием вы убедите присяжных.
Снова он уставился на свои руки.
— Честно говоря, мистер Хардинг, не думаю, что это вам удастся. Ведь против вас настроил прокурора сам мистер Кэллингем, который сделает все, на что способны деньги и мстительный характер, чтобы вас дискредитировать.
Но на этом он не успокоится. Как только алиби мисс Кэллингем будет официально отвергнуто, у вашей гувернантки не останется причины лгать. А если вы воспользуетесь показаниями Рикки, ваш тесть добьется, чтобы она заговорила, и она заявит, что через несколько часов после убийства застала вас с мисс Робертс. Вас заклеймят как коварного изменника, и все ваше поведение после убийства, что бы вы ни делали, будет только подтверждать мнение, что вы безумно любите свою первую жену и стараетесь спасти ее любой ценой. Прокурор к тому же может убедить присяжных, что вы ее соучастник и что вы нарочно так условились, чтобы ради алиби она заявилась к вам как можно скорее после совершенного преступления. Несомненно, он их убедит, что вас, ослепленного страстью, мисс Робертс могла использовать как угодно. И если вы решите все же идти до конца, мистер Хардинг, ваш шанс хоть как-то ей помочь будет, по-моему, один на миллион, а то и меньше. И учтите, как это повредит вашему сыну. Не нужно напоминать, какому публичному позору подвергнется ваша жена. А что касается вас, скандал в суде, скорее всего, приведет к тому, что вам долго потом придется искать хоть какое-то приличное место.
Голос его был настолько тих, что я едва различал слова.
— Примерно так все произойдет, если вы пойдете таким путем, мистер Хардинг. Второй же выход прост. Признайтесь, что проиграли. Пусть процесс идет своим чередом, без вас и вашего сына. Приключения мисс Кэллингем не выйдут на свет Божий. Против вас не выдвинут никаких обвинений. А мистер Кэллингем, как было мне сказано, в таком случае готов принять вас на прежнее место или, если вам это больше подойдет, обеспечить подобное положение в другом месте.
Снова взглянул на меня.
— Вот что я должен был предложить вам по поручению прокурора и комиссара. У нас и в мыслях нет повлиять на ваше решение. Мы только хотим его знать. Между прочим, оба они ждут в кабинете прокурора вашего ответа.
Хотя я выслушал его до конца, никакой нужды в этом не было. Как только он сообщил мне новое время убийства, я понял, что Анжелика не сказала мне правды. Да, она могла взять такси. После позвонить мне только для того, чтобы использовать как подставную фигуру в вымышленном алиби. Значит, все мои усилия были напрасны? Я загубил карьеру и мучил жену только для того, чтобы выставить себя смешным, доверчивым болваном, который дал себя провести убийце? Я впал в депрессию, а вместе с ней пришло и сильнейшее искушение. Все еще есть возможность, хотя и мучительно трудная, выбраться из этого. Старик все еще ждет с рекордным призом. Если смириться с мнением, что Анжелика виновна, часы можно отвести назад, словно ничего не случилось. А чтобы это не было так мучительно, могу не возвращаться в издательство Кэллингема, но занять такой же пост где угодно.
Но было нечто, чего я не учел, — ярость. Пока я сидел вот так с Трэнтом, сильнее всего мной овладела отчаянная злость на всех — на Старика за его самоуверенное предположение, что меня все еще можно купить, на тактичную, но подчеркнутую нейтральность Трэнта, даже и на Бэтси за ее отчаяние, которое так давило на меня. У меня уже не было сил переносить тычки и угрозы. Сыт был ими по горло. Чтобы я впредь ни делал, делать это буду я сам. Плевать мне на их доказательства! Плевать на апокалиптические предсказания моего будущего, сделанные Трэнтом. Мне что, вместе с ними усомниться в Анжелике? И как бы я ни отказывался, разве я с первых минут ее ареста не знал, что она будет стараться защитить меня? Если бы в ту ночь она пришла ко мне только ради алиби, с убийством на совести, почему же она о нем не заикнулась? Почему правда всегда должна быть мучительно сложна? Почему бы хоть раз ей не стать простой? А если это так…
— Можно поговорить с ней? — спросил я Трэнта.
— Конечно. — Он встал. — Я предполагал, что вы захотите с ней встретиться. Она вас ждет.
Подойдя к дверям и открыв их, сказал полицейскому:
— Отведите мистера Хардинга к мисс Робертс.
Тот отвел меня к соседним дверям в нескольких ярдах по коридору. Открыв их, отступил в сторону, пропуская меня. Анжелика была одна. Охранник закрыл за мной двери.
Анжелика встала. Выглядела она устало и… заурядно. Никогда бы не подумал, что она может выглядеть заурядно.
— Тебе сказали о новом времени убийства?
— Сказали, — ответил я.
— Значит, теперь ничего не поделаешь. Ничем не сможешь мне помочь. Думаю, ты это понял. Ты просто с ума сошел, когда вздумал давать показания в суде.
Мне хотелось остаться к ней равнодушным; так было бы гораздо легче. Но не получалось. В конце концов я понял, что то, что из-за нее случилось со мной, — ничто по сравнению с тем, что случилось с ней. Скажи она обо мне правду полиции в Клакстоне, не была бы здесь. До известной степени я виноват в том, что теперь она томится в камере и день изо дня одна, под растущей угрозой смерти, следит, как затягивается сеть вокруг нее. Но даже теперь, в эти мучительные часы, она способна была думать не о себе, а обо мне. Ну ладно: любит она меня или только думает, что любит, или думает, что я ее люблю. Разве в этом дело? Только чудовище могло бы не испытывать чувства благодарности.
